Эмили Макинтайер

Жалкая

Серия: Долго и Несчастливо #3

Перевод: AmorNovels

Для непонятых.

«О сердце судят не по тому, как сильно любишь ты, а по тому, как сильно любят тебя другие.»

— Л. ФРЭНК БАУМ, ВОЛШЕБНИК СТРАНЫ ОЗ

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Жалкая — это мрачный современный роман. Это сказка для взрослых.

Это не фэнтези и не дословный пересказ.

Главный герой — злодей. Если вы ищете безопасное чтение с искуплением и превращением плохого парня в героя, вы не найдете его на этих страницах.

Книга «Жалкая» содержит откровенные сексуальные сцены, а также зрелое и графическое содержание, которое не подходит для любой аудитории. Читателям рекомендуется проявлять осторожность. Я НАСТОЯТЕЛЬНО рекомендую вам читать вслепую.

ПРОЛОГ

ЭВЕЛИН

Возраст — Семнадцать лет

Горе — странная штука.

Это единственная эмоция в мире, которую люди утверждают, что понимают, но все равно относятся к ней как к неудобству.

Время залечивает все раны, Эви.

Я вас умоляю.

Время ничего не лечит. Только дает вещам больше пространства для роста, нагноения и разлагания.

Я ерзаю на своем месте, старая деревянная скамья впивается в кожу моих бедер и заставляет меня вздрагивать. Дороти_{(имя главной героини сказки о волшебнике из страны Оз)}, моя сестра — та, что ещё жива, — смотрит на меня, устремив взгляд вниз так, будто мое движение привлечет неправильное внимание. Как будто все мужчины в комнате итак уже не смотрят в нашу сторону, чтобы взглянуть на неё.

Её каштановые волосы идеальны с упругими локонами, высокий хвост раскачивается позади неё, когда она поворачивается обратно к входу, слушая, как священник говорит о вещах, о которых он ничего не знает. О сделанных воспоминаниях и не забытой жизни. Но мои глаза остаются на ней. На ней и на этих дурацких упругих каштановых локонах.

Мои руки чешутся от желания протянуть руку и намотать пряди на кулак, потянуть, пока они не вырвутся с корнем. Но вместо этого я сажусь на них. Как бы мне ни хотелось задушить Дороти, сейчас не ее момент. Не сегодня.

Сегодняшний день принадлежит Нессе.

И Несса всегда говорила мне, что я раб своих импульсов, так что меньшее, что я могу сделать, это попытаться сдержать их. В конце концов, это её поминальная месса.

Это странное чувство снова подкатывает к моему горлу.

Горе.

Иногда оно текучее, как волны океана, а иногда застывшее, как скульптуры, высеченные из камня. Сейчас оно твердое и тяжелое в центре моей груди.

Я прикусываю щеку, пытаясь сдержаться.

Мой отец прочищает горло, и я перевожу взгляд на него, сидящего по другую сторону от Дороти, впитывая татуировки, которые украшают его пальцы и исчезают под рукавом рубашки. Время от времени я пытаюсь рассмотреть его получше, ищу скрытые подсказки о том, что они означают, думаю, не представляет ли одна из них меня. Хотя более чем вероятно, что ему просто надоело гнить в тюремной камере размером шесть на восемь последние восемь лет, и он захотел чернил на своей коже.

Он смотрит на меня своим периферическим зрением, в его обветренных светло- коричневых глазах плещется печаль, когда он приобнимает Дороти, и она кладет голову ему на плечо. Я не уверена, что в его взгляде — боль из-за потери самой Нессы или из-за всех тех лет, которые он пропустил. Может быть, ни то, ни другое.

Не так уж это и важно.

Мы прожили жизнь без него, а теперь он вернулся, притворяясь, будто не оставил свою семью ни с чем, совершая глупые ошибки.

Мои глаза сканируют комнату, вбирая покачивающиеся головы тех, кто решил прийти. Я предпочитаю не обращать внимания на то, что они либо дремлют, либо перешептываются друг с другом, словно это каким-то образом уместно — сплетничать во время поминальной мессы самого важного человека в моей жизни.

— Но прежде всего, — вклинивается голос священника. — Несса Уэстерли_{(на англ. Westerly, слово включает в себя West — запад, давая отсылку к Злой Ведьме Запада, прототипу Эвелин)} была женщиной семьи. Веры. И кто может лучше рассказать о её любви к тому и другому, чем та, кого она любила больше всего на свете… её сестра.

Моё сердце замирает в груди, ногти впиваются в дерево под моими бедрами до тех пор, пока не кажется, что они могут расколоться пополам. Я не знала, что мне придется говорить. Но я сделаю это, потому что Несса была не просто моей сестрой. На десять лет старше и на много веков мудрее, она воспитывала меня с девяти лет, после того как нашего отца поймали с десятью килограммами кокаина в багажнике грузового самолета и бросили в тюрьму. Хотя, по правде говоря, она начала заботиться обо мне задолго до этого. У меня перехватывает горло, когда я задаюсь вопросом, что, черт возьми, я должна делать теперь, когда её больше нет.

В моем мозгу проскальзывает мимолетная мысль: интересно, покажет ли наша мама своё склизкое лицо; знает ли она вообще, что её старшая дочь мертва, или что мужчина, которого она якобы любила, а потом бросила, на свободе. Я отмахиваюсь от этой мысли, решив вместо этого представить, что она мертва и гниет. Это было бы справедливо за то, что она бежала, как крыса с корабля ещё до того, как вердикт моего отца стал окончательным.

Я снова смотрю в сторону Дороти, сузив взгляд, пока она вытирает платочком глаза. Как будто у неё есть право грустить. Она ненавидела Нессу.

Если честно, она ненавидит и меня, но с нашей сестрой всё было по-другому. Более нестабильно. Сначала это была чистая ревность. Несса была самой старшей и самой красивой, привлекала всеобщее внимание просто своим существованием. А Дороти была… второй. Синдром среднего ребенка в лучшем виде.

Когда отца посадили, его последними словами было пожелание Нессе, чтобы она — заставила его гордиться ей—. Ни одного слова для Дороти или меня. После этого она изменилась. Её зависть переросла в ненависть, а её личность превратилась из озлобленного ребенка в «идеальную» женщину с глубоко укоренившимися проблемами с отцом.

Из неё получилась бы прекрасная актриса, так хорошо она играет роль.

Глубоко вздохнув от воспоминаний, я делаю движение, чтобы встать, но прежде чем я успеваю встать на ноги, Дороти поднимается, отталкивая меня назад, когда проскальзывает между скамьями в проход. Она едва удостаивает меня взглядом, но мои глаза горят, когда я пялюсь на то, как она поднимается на помост, этот чертов коричневый хвост развевается, ярко-красные каблуки стучат по деревянному полу.

Мои зубы сжимаются так сильно, что болят коренные зубы, когда я фокусируюсь на её ногах.

Туфли Нессы.

Боже, какая же сука.

Да… горе — странная штука.

Но также как и злость.

И я злюсь.

Я злюсь на Нессу за то, что она допустила свою смерть.

И я злюсь на Дороти за то, что она её убила.

1. НИКОЛАС

Семь Лет Спустя

— Как её зовут?

Я смотрю на Сета боковым зрением, наблюдая, как он расчесывает пальцами свою темную бороду.

— Знаешь, неудивительно, что никто не даёт, когда у тебя на лице такое дерьмо.